ВОЛГА ВПАДАЕТ В КАСПИЙСКОЕ МОРЕ

   Базар начал уже расходиться, а мать почти ничего не продала. Мансур несколько раз подходил к ней, все их вещи так и лежали. Продала она только соседкины туфли и сумочку, да две пары носков, что бабушка связала в деревне.
   Мать и сама вся замерзла, а не уходит. Чего ждать, кому нужно все это барахло.
   От отца остался кожаный плащ, с войны привез. Один дяденька долго стоял, изучал, мял, а потом говорит: "Нет, даже на шапку не пойдет". Чего тогда стоять на дороге? Посмотрел — не хочешь покупать, иди. А про другие тряпки и говорить нечего. Кому они нужны, их только на полоски разорвать и коврик связать к двери.
   Когда мать, уходя греться, оставляла Мансура охранять, он поднимал воротник и отворачивался, если спрашивали, отвечал: не продается, не знаю. Хорошо, никого знакомых не встретил, пока стоял дежурил.
   Мать, погревшись, приходила обратно и отпускала его.
   Чего только он не насмотрелся: одного вора поймали, народу было — не пробиться, потом его увели милиционеры. Потом бегал смотреть на цыган, как они лошадей продавали. Вокруг все говорили, что, наверное, ворованные, но милиционеры к цыганам даже не подходили.
   После них Мансур увидел, как гадает один слепой дяденька. Сам он ничего не гадал, у него клетка была с белой мышкой, и мышка вытягивала конвертики. Возле них было много народу, а рядом с дяденькой стояла дочь и никого не стеснялась. Он ее знает, она из их школы, в пятом классе учится, если бы Мансур хорошо учился, то мог бы учиться с ней в одном классе или в параллельном. Ни в школе, ни в классе никто Розу не дразнил, что она стоит с отцом на базаре. А кто будет дразнить, она же не сама там, а рядом с отцом, водит его за руку.
   С самого утра лазил Мансур по базару. Скоро домой. Как были санки полными, так и обратно повезет. Если успеет, покатается вечером на санках, только замерз сильно, поэтому и ходил все время вдоль рядов. Столько людей продают, даже больше, чем покупают, особенно после обеда.
   Пора бы им уже и собираться.
   Мансур решил погреться напоследок. Заскочил в столовую и встал возле печки.
   Вокруг шумят, почти все пьяные, но зато тепло.
   Мансур погрелся немного и решил, что пора идти мать торопить, не до вечера же здесь торчать, так скоро и базар закроется.
   Он вышел из столовой и на углу увидел Елену Михайловну. Она стояла боком и не заметила его.
   Вначале Мансур испугался, вдруг увидит и спросит, что он здесь делает, может, уже увидела? Или скажет — пойдем, мне надо с твоей матерью поговорить. Она уже несколько раз говорила, чтобы Мансур вместе с матерью пришел в школу, потому что опять двойки появились. А Мансур выкинул дневник и сказал, что потерял, а новый он матери не показывал, поэтому никто пока ничего не знал.
   Он обогнул забегаловку с другой стороны. Возле ящиков, сложенных у забора, валялся пьяный. Мансур обошел его и выглянул. Елена Михайловна стояла на том же месте и, кажется, плакала. Плечи ее дрожали, и пальто на ней было старое.
   Мансур застыл на месте. Может, у нее деньги украли? На базаре часто крадут, мать говорила, только рот разинешь, и поминай как звали. — вырежут кошелек вместе с подкладкой. Мансур сделал шагов пять и остановился. Елена Михайловна стояла, прислонившись к углу, прижав к глазам платочек, и тихо плакала.
   Мансур поежился от холода. Они однажды довели ее, тоже плакала. Взяли и налили ей чернил на стул, а она как сядет. Не посмотрела как следует. Тоже мне — разве можно сразу садиться? Мансур и то никогда так просто не сядет, сначала рукой проведет, а потом уж сядет. А Елена Михайловна сидела, сидела, потом как покраснеет, вскочила со стула и юбку сзади пригладила, а юбка у нее всегда почти одна и та же. Серая. И кофточка вышитая. Елена Михайловна красивая, даже, наверное, красивее всех в школе. Может, только завуч еще — она тоже красивая.
   Мансур знал, кто налил чернил, но никому не сказал, даже директору. Всех спрашивали, а сделали это Власины. два брата, за то, что Митряю Елена Михайловна единицу вкатила. Власины в географии как Мансур в орфографии. Это классная так обзывается. Хоть и обидно, но Мансур классной никогда чернил не подливал, только однажды в чернильницу карбида сунул. Она макнула, а карбид был как раз такой, чтобы сразу не проваливался. Классная потолкала, и только села записывать, чернила и полезли на стол... Вот смеху было! Но он же не портил ей платье. Зря, конечно, Власины так, уж лучше придумали бы Другое.
   Мансур решительно сделал два шага и остановился рядом с Еленой Михайловной. А она как будто даже и не видела его. Тогда Мансур дотронулся до ее рукава, а Елена Михайловна как вздрогнет.
   — Ты откуда? — спросила она.
   Мансур пожал плечами.
   — Я с мамкой. Она там.
   — А я вот, видишь, — Елена Михайловна кивнула в сторону забора, — жду, когда встанет.
   Мансур оторопел. Это как же так? У Елены Михайловны такой муж?! Да разве так можно? Почему не прогонит?
   Мансур растерянно уставился на дяденьку, тот лежал возле забора и громко храпел.
   — Да вы не расстраивайтесь, Елена Михайловна, — сказал Мансур..— Проспится, сам встанет.
   — Зима ведь. — опять всхлипнула Елена Михайловна, — простудится...
   Мансуру стало так жать ее, что он не знал, как ее успокоить.
   — Мой отец тоже так вот спал, а потом просыпался. Ему надо уши натереть снегом.
   — Терла уже, — прошептала учительница, — не поможет. Словно проснувшись, она поглядела на Мансура.
   — А, это ты?.. Ты как сюда попал? Ты что здесь делаешь?
   — Заходил греться сюда, — ответил он, сразу же почувствовав ее тон. — Маме помог, привез.
   Елена Михайловна вытерла слезы и оглянулась. Мансур хотел сказать, что не видел никого из их класса, но почему-то не сказал.
   — Я могу попросить у мамки санки, на санках можно отвезти, — кивнул он в сторону забора.
   — Что ты, что ты!.. — замахала руками Елена Михайловна. — Это невозможно. Господи, — вздохнула она, — мой же ученик, да с санками!.. Стыда не оберешься!..
   Мансур согласно кивнул головой. Да, лучше не надо санок, хотя мать сразу привела бы этого в себя, она умеет.
   — А давайте мы его поднимем, может, он уже проспался, только не знает этого
   — Какой ты глупый, Мансур. Это ведь крупный мужчина. Крупный был, — добавила она и устало покачала головой. — Позору теперь не оберешься.
   Мансур обиделся. Разве он не понимает, что если расскажет, совсем Елене Михайловне будет плохо, даже хуже, чем когда юбку испортили.
   — Вы не бойтесь, я никому не скажу. — поднял он голову. Ему еще никогда не приходилось поднимать чужих дяденек. — Я же не маленький.
   Елена Михайловна недоверчиво улыбнулась.
   — Ты еще многого не понимаешь в жизни.
   Мансур, не отвечая ей, пошел к лежащему. Вдвоем они кое-как прислонили его к забору. Сначала Мансур натер ему уши снегом, потом зажимал нос. Елена Михайловна только ахала.
   — Они как будто задыхаются... — шепотом объяснял Мансур, — потом они глаза открывают...
   И действительно, помогло.
   Дяденька прислонился к забору и постоял, мутно озираясь, а потом спросил:
   — А это кто?
   Мансур не боялся его. Что он сейчас может сделать?..
   — Вам бы сразу меня позвать. — сказал он Елене Михайловне, отряхивая дяденьку от снега.
   — Сережа, ты меня слышишь? Проснись, — говорила Елена Михайловна.
   — Кто это? — снова спросил Сережа.
   — Никто, — отрезал Мансур. Он не любил пьяных, с ними никогда не надо связываться. Пусть говорят, что хотят, лишь бы на ногах стояли.
   Он оставил Елену Михайловну с дяденькой и побежал к матери. Раз на ногах держится, дойдет.

   В понедельник на уроке географии Мансур сидел, не поднимая головы. Елена Михайловна зашла в класс, провела рукой по стулу и тогда только села.
   — Ну что, впадает Волга в Каспийское море? — спросила она,
   — Впадает! — громко ответил класс, видя, что Елена Михайловна сегодня в хорошем настроении.
   Только Мансур не ответил вместе с классом, потому что не знал, впадает ли Волга в Каспийское море.