СТИХОТВОРЕНИЕ

   Мансур залез с учебником на крышу готовиться к переэкзаменовке на осень, как сказал он матери.
   С утра он приступил к своим новым обязанностям: подмел в комнате, нащипал лучины для самовара, посадил Акбаша на цепь, и Акбаш долго крутил головой, озадаченный, не понимая, почему они остались дома, а не помчались наперегонки к кладбищу.
   Мать особенно не разговаривала с Мансуром и все только приказывала: то вынести помойное ведро, то вытрясти половик, то сходить к соседям за содой, и вообще нашла для него кучу дел, которые он никогда не делал, а если и делал, то не меньше, чем за неделю.
   Но Мансур пришел вчера из школы с тяжелой вестью.
   Сказать всю правду он не решался, и даже подумал не возвращаться домой, но к вечеру, проголодавшись, понуро приплелся и, заранее расплакавшись, сказал, что его оставили на осень.
   Так вернее будет, решил он, не все сразу.
   Было немного жаль мать, но, конечно, он жалел больше себя: ее-то никто бить не будет за то, что он остался, а ему...
   К обеду он, довольно уже устав и не зная, чем еще заняться, сел за учебники, чтоб не мозолить глаза матери. Лучше уж сидеть за книжкой, чем бегать по дому с тряпками и ведрами.
   Мать, вроде успокоившись, потребовала дневник, а дневник Мансур еще вчера засунул в собачью будку.
   — А нам еще не давали дневников, там оценки не все выставили, — ответил Мансур заготовленной фразой. Будь что будет, решил он, но только не сейчас.
   Мать недоверчиво посмотрела на него и ничего не ответила.
   — Анием, можно я на крышу сарайчика залезу? Здесь жарко что-то, я даже вспотел, — ласково попросил Мансур. — Я ведь все сделал, а готовиться надо, знаешь, сколько задали учить, весь учебник.
   — Надо было вовремя думать, — оборвала его мать, но согласилась, — ладно, только стекляшку оставь.
   Мансур безропотно выложил увеличительное стекло и с учебником полез на крышу.

   Был конец мая, припекало солнце, на улице никого не было. "Наверное, на кладбище все", — подумал Мансур и лениво открыл учебник.
   Они переехали сюда год назад, и на первых порах Мансуру пришлось туго, но, часто переезжая с места на место, он привык, что в первые дни новичка проверяют на силу и выносливость. И здесь его проверяли: например, побоится ли он пройти по кладбищу вечером? Мансур прошел, конечно, но как — до сих пор не помнит. Подумаешь, кладбище, вот матери сказать, что остался на второй год, — это не каждый сможет. Мансур лег на крышу. В голову ничего не лезло, да и зачем все это учить, если на будущий год это же самое спросят. Тогда вот он и ответит.
   Мансур подполз к краю крыши и позвал щенка:
   — Акбаш, Акбаш!
   Щенок радостно завилял хвостом, вылез из будки, потянулся и залаял.
   — Ты что там, собаку дразнить залез? — вышла на крыльцо мать.
   Мансур виновато отполз. Вот если б переставить лестницу и спуститься в огород, а там через забор — и на улицу...
   — Мансур! — окликнула мать. — Вечером польешь огурцы и капусту, не забудь.
   — Не забуду, — ответил Мансур.
   "Нет, не убежишь", — вздохнул он. И, повернувшись на спину, задумался.
   Высоко в небе проплывали облака. Одно красивее другого. "Им-то что, плывут себе и плывут, — думал Мансур, — и никто их на второй год не оставит, и никто их не заругает, хорошо им!"
   Мансур прикрыл глаза руками, а облака по-прежнему все плыли и плыли. Тогда он взял карандаш и начал срисовывать облако, получилось не похоже, поэтому он подписал в углу: "Это облако плывет". Посмотрел на рисунок и отложил его в сторону. "Ветер, ветер, ты могуч, — вспомнил он и добавил от себя: — Унеси меня отсюда!" — Немного подумал. — "Опусти одну из туч, забери меня и Люду", — неожиданно кончил он. Люда была соседка и училась в пятом классе. Почему вместе с ней, Мансур не знал, она вечно дразнилась, но он почему-то решил, что с Людой лучше.
   "Ветер, ветер, ты могуч, забери меня отсюда, опусти одну из туч, унеси меня и Люду".
   — Мама, Анием! — закричал Мансур. — Я стих написал. — Он скатился по лестнице. — Анием!..
   — Чего ты горланишь? — остановила его мать.
   — Я стих написал, слушай... — И Мансур повторил: — Ветер, ветер...
   Мать повертела листок. Почему-то посмотрела на свет.
   — Ну и что? — недоверчиво спросила она.
   — Стих, говорю, я написал, сам! — Мансур закрутился возле матери.
   — Ну и ладно, что написал, иди лучше заниматься, проверю, — предупредила она.
   Мансур кинулся к щенку.
   — Акбаш, я стих написал!
   А щенок, занятый своим делом, посмотрел на Мансура и вновь принялся трепать какие-то листочки.
   Мансур вгляделся и обмер: дневник!
   Мать, шевеля губами, все еще читала его стих, словно собиралась выучить его наизусть. Мансур кинулся к щенку:
   — Нельзя, нельзя, отдай!
   Подошла мать.
   — Чего он там нашел? Опять двор мести...
   — Я сам подмету, я сам подмету!
   Мать, близоруко щурясь, подняла один из листков.
   Мансур замер. Вот и все. Мать долго рассматривала дневник, сравнивая, что ли, со стихом, и, ничего не сказав, ушла в дом.
   Мансур присел на корточки, собирая листочки дневника.
   — Вот и все, — всхлипнул он, — вот и все!