БЕССМЕРТНЫЙ

   Мансур последним вышел из школы, постоял на улице, сунул руки в карманы и медленно зашагал, раскачиваясь из стороны в сторону.
   Без сумки вроде бы легче идти, но, с другой стороны, все чего-то не хватает. Ему стало жаль сумки, лежит она там, в учительской, среди журналов с теми же двойками, что и в дневнике, хотя в дневнике двоек меньше, чем в журнале. И как это Мансур умудрился налететь на Глобуса, угодив ему головой в живот? Бежал за Лизкой Киселевой... Он написал ей, чтоб никому больше не давала читать записку, а она, дура, стала на переменке хихикать, а потом чуть ли не весь класс читал, пока Мансур во дворе ждал ответа, а когда вошел, все засмеялись, вот он и хотел отобрать записку, а Киселева кинулась бежать, тут в класс вошел Николай Петрович, то есть Глобус.
   И ведь вроде несильно они столкнулись, а Николай Петрович упал. Даже не упал, а сел на пол, журнал из рук выпустил и как начал кричать, будто его режут. Когда на Первое Мая они ходили всей улицей в лес, видели, как одного зарезали — он даже не пикнул, только ойкнул.
   Мансура тут же к директору, будто он нарочно ударил учителя математики! Если бы нарочно, то уж не так бы ударил, у Мансура самая большая голова в классе, правда, и уши большие, но раньше были еще больше, а потом они стали чуть меньше.
   А Николай Петрович ведь сразу за ухо схватил, а уж потом, у директрисы, стал сердце свое щупать да охать. Тоже хитрый...
   Мансур обогнул школу, спустился к реке, искупался, хотя вода еще холодная. Натянул на мокрые трусы брюки — пока дойдет домой, они высохнут, а домой он не спешил.
   Берегом он пошел к затону, дошел до заборов, поднялся на Красноармейскую улицу. Здесь у каждого дома — садов навалом, осенью они придут сюда, а пока идти надо. Что будет — Мансур старался не думать, знал только, что будет плохо. На той неделе он получил взбучку, вызывали мать в школу, сказали — ваш сын связался с хулиганами, из окна прыгал, и подвели ее показать, откуда он прыгал. Подумаешь, второй этаж! Там внизу шлак привезли, вот в эту кучу он и спрыгнул. Правда, на уроке. Раиса Ибрагимовна сказала: "Вон из класса!" Так какая разница, в дверь он выйдет, или из окна выпрыгнет... А Раиса Ибрагимовна целую четверть не пускает его в класс и все время кричит.
   Мансур остановился на углу Широкой. Пацаны гоняли в футбол. В другое время он показал бы, как надо финты исполнять, а сегодня было не до того. Он присел возле штанги, но смотреть было неинтересно, так и казалось, что все время мешают.
   Мансур поднялся и перешел поле. У других ворот сидел сын Валерии Николаевны, она была учительницей в другой школе, где учился Мансур в прошлом году. Пока они не переехали на новое место. А у Валерии Николаевны Мансур бывал дома. Она сама позвала. Сказала, что ему надо больше читать вслух, и медленно, тогда заикание постепенно пройдет. Он три раза приходил, читал книги, но почти ничего не запомнил, потому что читал вслух, а это совсем другое дело, чем когда читаешь про себя. А потом не стал ходить. Мать не пустила. Говорит, не умеешь одежду носить — сиди дома, брюк на тебя не напасешься. Там маленькая дырочка была возле колена, совсем незаметная. Интересно даже: в школу в этих брюках можно ходить, а к той же Валерии Николаевне, которая уроки вела, — нельзя. Потом мать, конечно, купила ему брюки, но Мансур уже перестал туда ходить.
   А ее сын Стасик учился в той же школе, в параллельном классе, и с ним никто не водился, хоть он, вроде, и не шкодничает, но сын училки, надежды на него мало, да еще толстый такой. Мансур даже заступался за него несколько раз, но так, чтобы ничего не подумали — скажут еще, что к училке подлизывается. Они ни разу даже не разговаривали. Да и о чем с ним говорить.
   Мансур подошел к Стасику и сел рядом.
   — Читаешь? — спросил он.
   — Читаю, — ответил Стасик и отложил книгу, сильно удивившись тому, что Мансур подошел к нему первый.
   "И чего он такой толстый? — подумал Мансур. — Наверное, хорошо кормят, а если хорошо кормят, надо бегать больше".
   — А меня сумку отобрали, — ни с того ни с сего сказал он и отвернулся.
   — А за что? — спросил Стасик.
   — Да так. — отмахнулся Мансур. — Ну их.
   Стасик не стал уточнять, почему отобрали сумку, а просто сказал.
   — У меня есть старый портфель, хочешь, принесу?
   Мансур встал.
   — Здорово! — и тут же скис. — У меня же сумка, через плечо. Мать все равно заметит, спросит дневник... Новый ведь не заполнишь, там столько записано у меня разными почерками...
   "А он ничего, — подумал Мансур, — хоть и сын училки, а если б еще бегал побольше, с ним можно..."
   — А я сегодня тоже... — сказал Стасик.
   — Чего ты тоже? — не понял Мансур.
   — С урока сбежал, — улыбнулся Стасик.
   — Ты?! С урока?
   — Да, — гордо сказал Стасик, — я и домой не иду.
   — Зачем, с какого урока?
   — Клара Васильевна, ты не знаешь. Она у нас по химии, а я не выучил. А кем ты будешь, когда вырастешь? — вдруг спросил он.
   Мансур пожал плечами, об этом он еще не думал. Ему бы семь классов кончить, а там видно будет. Наверное, в ПТУ пойдет или работать. Вот с сумкой что делать — это да...
   — А я геологом буду, — сказал Стасик, — разведчиком.
   — Ты — разведчиком? — захохотал Мансур.
   — Да, геологоразведчиком, а что?
   — Какой же ты разведчик? — Мансур сплюнул.
   — Да, буду — побледнел Стасик.
   — Ну и будь, — успокоил его Мансур, ему было не до споров, а вообще-то надо его стукнуть разок. Мансур посмотрел на животик.
   — У меня порок сердца был в детстве, — вздохнул Стасик, — а теперь почти нет. А когда вырасту, я совсем перестану болеть, и не будет этого, — он со злостью хлопнул себя по животу.
   Мяч выкатился на поле. Мансур догнал его и сильным ударом послал обратно. Стасик как сидел, так и продолжал сидеть на том же месте, а за мячом должен был он бежать.
   — Здорово ты играешь.
   — Это разве удар! Вот если бы в бутсах ударить! — Бутс у Мансура никогда не было, но откуда Стасику об этом знать.
   Стасик потянулся за книгой.
   — Интересно, что ли?
   — Да, про разведчиков. Про геологоразведчиков, — поправился он, видя, что Мансуру интересно.
   — Я такие не читаю, — успокоил его Мансур.
   — А здесь знаешь что написано? Здесь геологи в Индии нашли археологические раскопки, древнеиндийские письмена.
   Мансур слушал его вполуха: в школе разной ерундой пичкают, да еще этот здесь, хотя что с него взять... .
   — У них про философию много записей нашли. Раньше люди не умирали.
   — Как это? —- не понял Мансур.
   — Ну, умирали, а потом рождались снова.
   — Одни и те же рождались?
   — Да, сначала умрут, а потом рождаются.
   Мансур подумал немного.
   — А как они узнавали?
   — Что узнавали?
   — Ну это, что это они родились.
   — Так ведь ясно было. Некоторые, в людей, другие — в деревья, в цветы...
   — В траву еще скажешь!.
   — И в траву.
   — Вот в эту, что ли? — Мансур выдернул травку. — И это — человек?
   — Да, раньше был человек.
   — Ну ты даешь!
   — Честное слово, так было! Ученые ведь не будут врать!
   Ученые, может, и не будут врать, но Мансуру что-то не верилось.
   — А если я умру? Я потом тоже рожусь?
   — Да, конечно, только не Мансуром, а, например, другим человеком.
   — А ты?
   — И я, но без порока сердца.
   — Ишь ты, — удивился Мансур, — а как же другие?
   — И другие тоже.
   — Значит, все вместе родимся?
   — Не совсем вместе, рядом.
   "Интересно", — подумал Мансур. Но абейка, значит, тоже опять будет. Можно и мать, а тетю Зину, квартирную хозяйку, пожалуй, не надо. И дядю Сашу, и дядю Мишу тоже не надо, а то будут опять приходить к ним. Кого бы еще родить? Можно Нину Степановну, хоть она и завуч школы. И Римму Васильевну, по истории. Надо подумать, кого еще взять в ту жизнь.
   — Ладно, ты читай, — сказал Мансур, поднимаясь, — я пошел, домой надо.
   Теперь он спешил. Это только в этой жизни плохо, а в другой он будет хорошо учиться, заикой не будет. Может, и отец с ними будет жить, если пить бросит. Сумку надо взять, она еще пригодится, а дневник будет новый, без двоек и записей.