ЛИМОНЧИК

      Гена с Сережкой тихо разговаривали между собой, когда в дверь неожиданно постучали.
      Сережа вопросительно посмотрел на Тропинкина.
      Гена молча пожал плечами, спрятал недопитую бутылку и пошел открывать.
      Вошел Олежка Николаев.
      — Здрасьте, — сказал он.
      — Заходи, — пропустил его в комнату Тропинкин, давно не виделись.
      Сережка, не вставая, протянул руку. Поздоровались.
      — Ну и холодина, — сказал Олежка и посмотрел на пустые стаканы.
      Гена посмотрел на закрытую дверь и потом уже достал из-под стола бутылку.
      — Может, тяпнешь? — неуверенно предложил он и взболтнул остатки.
      Олежка покачал головой. Он три месяца назад вернулся из Казани, но к нему еще относились подозрительно, да и сам Олежка твердо не знал, бросил он пить, или нет. Поэтому ему всегда предлагали, а он всегда отказывался.
      — Как хочешь, — сказал Гена, наливая себе и Сережке, — а я сегодня у жены был, вот и сидим, обсуждаем с ним, — Гена хлопнул Сережку по плечу, —холостяцкую жизнь. Так, что ли?
      Сережка, не подымая головы, согласно кивнул.
      — А ты чего так поздно? — спросил Тропинкин и посмотрел на часы. Будильник показывал половину первого ночи.
      Олежка вяло махнул рукой.
      — Да ну ее, — сказал он, — только начали жить как следует, и вот на тебе. Узнала, что я с Зойкой был. Пошла и аборт сделала. Пацан был, — добавил Олежка и покрутил головой.
      Гена с Сережкой осуждающе промолчали.
      — Может, все же выпьешь, легче будет, — сказал Тропинкин, понимая, что ничем больше помочь не может, — а пацана все же жалко, — добавил он.
      — Не буду, — твердо сказал Олежка. сжав зубы.
      — Ну и ладно, — ответил Тропинкин, — мы с Сережей выпьем. Садись ближе, закусишь, — пригласил он Олежку.
      — Да нет, я не хочу, — сказал Олежка и вытащил из кармана два лимончика.
      — Откуда они? — спросил Сережа.
      — Да так, были, — сказал Олежка и вдруг катнул их по столу.
      Лимончики, перегоняя друг друга, докатились до селедочных голов и остановились перед горбушкой хлеба.
      Сережа взял ближайший лимон, разрезал его на четыре части, две отдал Олежке, как непьющему, а себе и Генке — по одной.
      — А чего это она так? — спросил Сережка.
      — Не захотела, видать, — предположил Тропинкин.
      Олежка на это промолчал.
      — Нет им веры, — сказал Гена и посмотрел на пустую бутылку.
      — Это точно, — подтвердил Сережка.
      — А твоя тоже там, — сказал Олежка.
      — Чья? — спросил Тропинкин.
      — Его, — кивнул тот головой на Сережку.
      — Слышишь, что человек говорит, — спросил Тропинкин, — твоя, говорит, тоже там.
      — Где? — очнулся Сережа.
      — Там же, где моя лежала.
      — Кто лежал? — переспросил Сережка.
      — Верка твоя, — ответил за Олежку Гена.
      — Какая она моя? — отмахнулся Сережа.
      — Чья же еще, — хмуро сказал Тропинкин, — после тебя.
      Сережа, ничего не понимая, невнятно переспросил
      — Кто, Верка?
      — Да ну его, — сказал Гена Олежке, — совсем скис.
      — Это кто скис? — очнулся Сережка, — это кто же скис? — поднял он голову и на секунду протрезвел.
      — Ишь, проснулся, — рассмеялся Олежка и слегка толкнул Сережку в бок,
      — Очнись! Говорю, твоя Верка вместе с моей лежала. Наверное, и сейчас там...
      — Где? — испуганно вздрогнул Сережка, совершенно проснувшись.
      — Где, где, — передразнил его Тропинкин, — в больнице, где же ей еще быть!
      Сережка почесал затылок.
      — А чего это она там? — удивился он.
      — А где же ей быть, — зевнул Тропинкин и уставился на второй лимон.
      Сережка тоже посмотрел на стол и больше уже не отводил взгляда от желтого пятна среди окурков, стаканов, закуски, что-то соображая про себя.
      — Слушай, — сказал он и замолчал.
      Гена с Олежкой посмотрели на него.
      — Лимончики, — сказал Сережка.
      — Ну и что? — неизвестно почему насторожился Гена.
      — Лимончики, говорю! — повторил Сережка. — Ей же лимон нужен.
      — Лимон? — переспросили его.
      — Да, лимон. — Сережа встал. — Дай сюда, — протянул он руку и качнулся на стол.
      — Держи, — ответил Тропинкин, подавая лимон.
      — А зачем тебе лимон? — спросил Олежка.
      — Ей, — ответил Сережка и пошел к вешалке, снял пальто, открыл дверь, — понимаешь, она там, а я здесь.
      — Ну и что? — ответил ему Гена. — Где же ей быть?
      — Я не про это. Она же там одна, к ней никто не приходил, а женщины ведь там все замужние. Ты к своей ходил? — спросил он у Олежки.
      — Ходил, — ответил тот и вздохнул.
      — Видишь, — развел руками Сережа, — он к ней ходил. И я пойду. Понимаешь, она там одна среди замужних.
      — Да ну тебя, — подошел Гена, — заладил одно и то же. Завтра сходишь.
      — Нет, я сегодня пойду.
      — Поздно же, — сказал Олежка, вставая.
      — Тем лучше, — ответил Сережка, — дайте закурить.
      Гена дал ему свой бычок.
      — Нет, ты мне еще дай, — сказал Сережка, держа в одной руке лимон, в другой дымящийся окурок. — Понимаешь, ей же приятно будет перед другими, что не под забором она валялась с кем-то, а я приду и все увидят...
      — Что это ты, — вставил Генка.
      — Да, я.
      — Как знаешь, только поздно теперь, — сказал Олежка.
      — Ничего, лучше поздно, чем никогда, — ответил Сережка.
      — Пусть идет тогда, — шепнул Генка.
      — Вот именно, пусть идет, — сказал Сережка, — и нечего меня держать.
      — Хоть шапку возьми.
      — Да ну его, — остановил Олежку Гена, — быстрей протрезвится, еще снимут по дороге, или потеряет.
      — Я им сниму, — пригрозил Сережка, но шапку не взял, — я скоро буду, — сказал он и хлопнул дверью.
      Выйдя на улицу, Сережка глубоко вдохнул морозного воздуха. Шел мягкий снег. Сережка поднял воротник и, слегка пошатываясь, направился к больнице. Через квартал вышел к неосвещенному пятиэтажному дому.
      Подошел к парадному крыльцу, прочитал табличку: "Гинекологическое отделение". Посмотрел на окна. Все было тихо и спокойно. Сережка свистнул, прислушался, никто не отозвался. Постучался в дверь. Опять никого. Стал колотить ногами. Прислушался. Никакого ответа.
      "Да, так вас не добудишься", — сказал себе Сережа и посмотрел вокруг. По дороге проехал грузовик, лязгнув бортами.
      "Ага", — мелькнуло у него, и Сережка направился к дороге. Постоял, посмотрел вокруг. Так же тихо и спокойно.
      Сережка глубоко вздохнул и повалился на дорогу. Минуточку пролежал и пополз в обратную сторону, к больнице. Пополз через сугробы, не выбирая, чтобы все по настоящему. Поднял голову, ползти оказалось трудней, чем идти. Он повернулся на спину, достал сигаретку из кармана, прикурил. Пару раз затянувшись, посмотрел на небо. Звезды удивленно таращились на него, перемигиваясь меж собой: мол, смотрите-ка на этого!..
      — Чего уставились! — прошептал Сережка. — Это меня машина сбила, ясно?
      Звезды понимающе подмигнули ему, мол, теперь понятно.
      — То-то же! — погрозил им Сережка. — Понимаете, так молчите.
      — Молчим, молчим. — ответили ему .звезды и замолчали.
      Сережка повернулся на живот и пополз. Полз долго, снег набился в рукава, лез за пазуху.
      — Ничего, — шептал Сережка, — сейчас постучусь, они и откроют. Должны же открыть, раз машина сбила. А там уж я найду ее, отдам лимон — и обратно.
      Вот, наверное, обрадуется? Конечно, обрадуется! Я бы тоже обрадовался, если бы ко мне пришли с лимоном.
      Наконец он дополз до дверей, от которых полчаса назад отошел, и принялся лежа стучать ногами.
      — Эй! — закричал он и полежал, прислушиваясь.
      Послышались шаги, разговор, но не внутри здания, а на улице. Сережка повернул голову.
      Шел мужчина, его поддерживала женщина. "Наверное, жена", — подумал Сережка и отвернулся.
      Мужчина наклонился над ним.
      — Ты чего? — спросил он.
      — Машина сбила, — ответил Сережка и сморщился.
      Рядом с мужчиной встала женщина и тоже нагнулась над Сережкой.
      — Вход с другой стороны, — сказала она мужчине и потянула его за рукав.
      — С другой стороны вход, — сказал мужчина и качнулся.
      — Ну ты, осторожней, — сказал Сережка и отполз немного в сторону. И сел.
      — Пойдем, — опять потянула мужа женщина.
      — Ну, смотри, парень, как хочешь, — тот посмотрел на женщину, — а ты иди себе, — сказал он ей, — я с ним останусь, пусть и меня положат в больницу, будем вместе лежать.
      Мужчина сел на корточки возле Сережки.
      — А то я не видел, как ты с Зайцевым на кухне стояла.
      — Он же сам подошел, — женщина потянула его за воротник, — ты сам, что ли, не знаешь Женьку.
      — Вот погоди, — мужчина встал, — я ему еще дам.
      — Дашь, конечно, — тянула его женщина, — обязательно дашь, только пошли, дети ведь одни дома остались.
      — Ладно, мы пошли, — обратился к Сереже мужчина, и двинулся дальше, поддерживаемый женой.
      — Пока, — сказал Сережка им вслед и встал. — Может, проводить? — спросил он.
      — Спасибо, — остановился мужчина, — я сам дойду. А если встретишь Женьку, скажи, что я ему морду набью.
      — Я ему сам набью, — успокоил его Сережка и завернул за угол.
      Он постоял немного, отряхнул снег и снова сел. Над маленькой дверью горела промерзшая лампочка.
      — Эй, — не очень громко сказал он и стукнул кулаком по двери. — Эй, откройте, меня машина сшибла!
      Дверь не открывалась. Стало совсем холодно, и промокший Сережка начал дрожать.
      — Да вы что там, совсем оглохли? — крикнул он и, развернувшись, принялся колотить ногой.
      Наконец, послышался неясный шум, и в окне, что рядом с дверью, зажегся свет.
      Сережка потрогал одну ногу, потом другую, прикидывая, какая из них болит. Левая, решил он, потому что в левом ботинке торчал гвоздь.
      Дверь приоткрылась.
      — Кто там? — спросили шепотом.
      — Откройте, — тоже шепотом сказал Сережка, — меня машина сбила.
      — Идите в травматологический пункт, — посоветовал тот же голос, — здесь гинекологическое отделение.
      — Да мне какая разница! — вскипел Сережка. — Вы в белах халатах, или нет?
      За дверью помолчали, видимо, рассматривая себя.
      — Ну, в белых, — ответили ему и дверь распахнулась, чтобы Сережка мог видеть, что они действительно в белых.
      — А еще не хотели открывать, — удовлетворенно сказал Сережка и прищурился от света и от запаха больницы, и от кучи белых халатов за порогом.
      — Что с вами:" — настороженно спросили они.
      — Я же говорю, что меня машина сбила. Стучусь, стучусь, никто не открывает, — обиженно всхлипнул Сережка и чертыхнулся про себя.
      Две тетеньки подхватили его под руки и втащили в узенький коридор; остальные, заперев за ним дверь, стали помогать нести его. Затащили на кушетку и стали вокруг.
      — Он же пьяный, — сказала одна другой.
      Сережка огляделся: перед ним стояли четыре тетки, одна здоровей другой, и недоверчиво его разглядывали.
      — Ой, — застонал он и вздохнул, отказавшись от мысли связать их и потом идти искать Верку по этажам.
      "Это уже серьезней, — подумал он — и обратно не так-то просто теперь выйти. Не отпустят ведь".
      Одна из медсестер уже звонила по телефону.
      — Але, скорая, не сможете подъехать к нам? Гинекологическое. Да. У нас одного машиной сшибло. Не у нас, а на улице. Мужчина. Парень. Да, сейчас, запиши, — сказала она в трубку и обратилась к Сережке: — Фамилия, имя, год рождения.
      "Ну и влип", — мелькнуло у Сережки, но он тут же спохватился.
      — Тропинкин я, Геннадий Васильевич. Двадцать восемь лет. Бульвар Энтузиастов, дом семнадцать, квартира два, — охая, ответил он.
      Медсестра все это продиктовала по телефону.
      — Вот и все, — сказала она. — Сейчас приедут. А как же тебя угораздило? — спросила она и зевнула.
      Сережа начал все обстоятельно рассказывать, что машина была бортовой, номера он не запомнил, а то, что выпивший, так он шел со встречи Нового года, у друга был, у Женьки Зайцева, с женой был, она там осталась, а он домой пошел, дети дома одни остались.
      — А как же тебя жена одного отпустила? — всполошились вокруг.
      — Да так, — неопределенно махнул рукой Сережка. — Наверное, разводиться буду.
      Зазвонил телефон.
      — Да-да, ждем, — подняла трубку медсестра, а потом обратилась к остальным: — Может, ногу ему пока перебинтуем?
      — Не имеем права, — ответила та, что постарше, — вдруг у него перелом?
      — Действительно, может, у него перелом, а мы... Нет, надо скорую ждать.
      Сережка все это время, пригревшись, лежал тихо, повторяя в уме адрес и отчество — не зная точно, Васильевич Гена или нет.
      Зазвенел звонок над дверью.
      — Приехали, — облегченно вздохнули халаты и гурьбой пошли открывать дверь.
      Сережка очнулся и напряг всю свою волю.
      Вошел высокий парень в белом халате, а за ним мужчина, тоже в халате, но внакидку, и носилки под мышкой торчат.
      Сережка привстал.
      — Тебя тащить или сам дойдёшь? — спросил его мужик.
      — Сам, — поморщился Серега и заковылял, поддерживаемый с двух сторон.
     
      В травматологическом отделении его оставили в коридоре.
      — Посиди пока, — сказали ему.
      Сережка сел на скамейку возле батареи и затих.
      Сколько прошло времени, он не заметил; очнулся, когда перед ним нарисовался врач с закатанными до локтей рукавами.
      — Ну, что с тобой?
      Сережка поднял голову, долго соображая, кто перед ним и как он здесь очутился.
      — Это тебя сбила машина?
      Сережка все вспомнил.
      — Меня, — тихо сказал он и встал.
      Врач наклонился к его ноге, пощупал сначала правую, потом левую.
      — Которая?
      — Левая, — почему-то шепотом сказал Сережка.
      Врач посмотрел ему в глаза и отвернулся. Сережка затаил дыхание.
      — Жди, — сказал ему врач и вышел!
      Через некоторое время он вернулся, держа в руке листок бумаги, молча сунул его в руку и оставил Сережку одного.
      Сережка взял листок и прочитал: "Форма № 54".
      — Все ясно, — сказал себе Сережка и захромал к выходу.
      На улице он еще раз посмотрел на справку: выдана Тропинкину Геннадию Васильевичу, 28 лет. "Ишь ты!" — усмехнулся Сережка и посмотрел наверх. Наверное, ближе к утру, но темень стояла такая же, как ночью. Он похромал к автобусной остановке, подождал немного. Автобусы еще не ходили. Сережка продрог после тепла и сунул руки в карманы.
      — Это еще что? — он вытащил из левого кармана сморщенный лимон. Подержал его в руке, помял и сунул обратно.
      От автобусной остановки он трусцой побежал в сторону гинекологического отделения.
      — Ничего, — шептал он, — сейчас принесу лимон, положу его возле двери на снег. Верка утром выглянет, увидит лимон и сразу узнает, что это был Сережка. Ничего, — повторял он, на бегу согреваясь, — главное, чтоб снегом не засыпало лимон.
      Сережка посмотрел на раннее пасмурное небо. Кажется, снег не думал идти.
      Новогодняя ночь кончалась.