ФОРМА № 54

      "Учетная форма № 54. Утверждена Минздравом СССР 21 августа 1972 г. № 694. Справка № 291 о временной нетрудоспособности при заболеваниях вследствие злоупотребления алкоголем (в правом верхнем углу). МУЖ. ЖЕН. подчеркнуть. Возраст. Полных лет. Выдана Тропинкину Геннадию Васильевичу. Место работы СМУ-2 Промвентиляция. Монтажник. Диагноз: ушиб левого бедра. Заключительный диагноз: ушиб левого бедра. Несчастный случай в быту. Дата. Освобожден на 3 дня. Печать".

      Так. все ясно. Гена сложил справку и сунул в левый нагрудный карман. "Значит, на три дня, — сказал он, — это хорошо".
      С тех пор, как Тропинкин развелся с женой, он чуть ли не каждую неделю стал выпивать. И пошло так, и покатилось, не знал как ему отвязаться от дружков-приятелей, но не выгонять ведь, когда приходят, да и одному сидеть в комнате надоест.
      Одно время думал привести кого-нибудь. Привел, а на другой день и смотреть на нее не мог. Слава богу, сама ушла. Нет, не до баб ему. И все эта водка виновата.
      Тропинкин сознавал, что губит себя, соседи иногда заикались на кухне, но он и без них чувствовал, что пропадает.
      Но видели его чаще в те времена, когда не надо было видеть. Вот и казалось всем, что он пропадает, а может, на самом деле так было.
      Гена решил с утра позавтракать, хватит похмеляться. Зашел в столовую, взял полное первое, взял сосиски с капустой и два стакана холодного компота.
      Суп он только пару раз хлебнул. Не то борщ, не то вчерашние щи, по утрам редко кто первое берет. А второе съел с удовольствием, кисленькое все же. И компот выпил. Вроде стало немного легче.
      "Куда же теперь? — подумал он, выйдя из столовой. — А не зайти ли в кино?" Вроде рано. Да и кто по утрам в кино ходит. Дети.
      Так его и занесло на детский сеанс. Посидел, погоревал в темноте вместе с детворой, не досмотрев, чем кончится жизнь Чебурашки, осторожно вышел из кинотеатра. Вышел, перечитал все афиши, деваться больше некуда. К кому пойдешь, если все на работе.
      Может, к детскому садику сходить, на дочь посмотреть? А чего он будет там, увидят, жене скажут. Еще припишут, что детей приходил пугать.
      Тропинкин, не дойдя до детского садика, остановился. Надо хоть пива выпить. Возле магазина стояла машина, разгружали ящики с пивом. Тропинкин постоял, посмотрел и взялся помогать — может, пару бутылок дадут потом.
      Когда машину разгрузили, Гена осторожно попросил продавщицу.
      — Бери, сколько тебе, — спокойно ответила она.
      — Парочку, — сказал Гена и, осмелев, добавил, — другую.
      — Ну и бери.
      Тропинкин сунул ей полтора рубля и взял четыре бутылки. Пока дают, надо брать. Две бутылки сунул в карман пальто, одну за пазуху, чтобы быстрей согрелась, четвертую понес в руке. Теперь куда? В кино, там в буфете выпить — опять билет надо брать. Домой — обрыдли уже эти стены. Он постоял немного, подумал и зашагал к столовой.
      Он взял стакан и сел в уголке, спиной к дверям. Первую бутылку он выпил махом, со второй разделался в три призма и слегка отяжелел. За раздаточным столом скучали повара. Гена окинул их взглядом и отвернулся. За окном торопились прохожие, подняв воротники. Гена налил из третьей бутылки, но пить пока не стал. Подошла уборщица, взяла пустые бутылки и посмотрела на третью, словно подгоняя, мол, пил бы скорей, да шел своей дорогой.
      От холодного пива перехватило дыхание, потом отпустило, и его стало клонить в сон. Хорошо-то как. Тропинкин закрыл глаза, и только закрыл, как появилась жена в синем халате. Стоит в дверях и смотрит на него. Эх... Тропинкин встряхнулся, допил третью бутылку, и его опять потянуло в дремоту; а халатик они вместе покупали. Захотелось покурить. Тропинкин встал, четвертую бутылку он не стал трогать, сразу не осилишь.
      Когда вышел на улицу, показалось даже, что потеплело. Во всем теле была приятная слабость. Зимнее солнце, скользнув по крышам домов, скрылось за городом. Теперь куда? Тропинкин постоял, подумал, может, все-таки сходить к детскому садику, пока жена на работе.
      На полдороге он остановился. Все равно туда не пустят, а стоять за изгородью — себя расстраивать. Гена покачал головой. Эх, — вздохнул он и нащупал в кармане пробку. Жена всегда говорила, чтоб он не открывал зубами бутылку. Ничего, зубы у него еще крепкие, отвечал он ей. Тропинкин прислонился к забору, сделал глоток, другой. Пиво почему-то не понравилось. Он поискал глазами пробку, чтобы посмотреть, какого числа, но не нашел.
      Улица наполнялась народом, теперь как будто никто никуда не спешил. И чего их вынесло на улицу? Не воскресенье, и не праздник, может, у них справки, улыбнулся он. Достал бумажку, еще раз перечитал. Все точно, фамилия его. Надо же. Он пощупал левую ногу — значит, эта.
      За забором тряслись компрессоры, стучали отбойные молотки, и кто-то истошно орал: майна, вира! Он почему-то пожалел их, стоял и смотрел как посторонний. Впереди у него три дня, хотя нет, осталось уже два дня. Ничего, как-нибудь. Завтра в баню сходит, постираться нужно, письма написать, а пить он больше не будет.
      Пиво уже ударило в голову, а много ли надо на старые дрожжи? Но холод не отпускал. Тропинкин поежился, и когда оторвался от забора, вдруг увидел знакомую спину жены. Тропинкин оглянулся на дома. Это откуда же она вышла?
      — Погоди, — сказал он, догоняя ее.
      Катерина испуганно обернулась и, увидев Тропинкина, шатнулась в сторону.
      Гена остановился.
      — Ты чего это? — миролюбиво сказал он. — Мимо проходишь и не здороваешься.
      — Не заметила, — сказала она и оглянулась.
      Гена тоже посмотрел по сторонам.
      — Потеряла кого?
      Катерина промолчала.
      Тропинкин хмыкнул, понимая, что бесполезно спрашивать.
      — Как дочь? — спросил он тогда.
      — Ничего, — ответила она и сжала губы.
      Вокруг рта появились морщинки.
      Ишь ты, удивился Тропинкин, а раньше их не было. Его вдруг подтолкнуло к ней, хотя бы дотронуться, погладить.
      Катерина съежилась.
      — Мне надо, я спешу, — забормотала она.
      — Я же ничего, — сказал Тропинкин и долго смотрел на родное лицо. — А у меня справка, — вдруг сказал он и, обрадовавшись неизвестно чему, полез в карман, — машина вчера сбила.
      Он помахал справкой.
      Катерина опять оглянулась, мимо шли люди, не обращая внимания на них.
      — Вчера вышел прогуляться, а на меня машина, прямо в ногу. Думал, задавит, — сказал он, показав справку. — Я все решил. Завязываю. Так ведь и до греха дойдешь.
      Катерина ничего ему не сказала на это, но было видно, что она немного успокоилась.
      Тропинкин, видя это, начал торопливо выговариваться, он столько хотел рассказать жене!
      — Ты это, не бойся. Не приду я больше, — Гена наклонил голову, помолчал немного, — я, наверное, скоро женюсь. Понимаешь, познакомился тут с одной. Ничего так. Молоденькая, моложе тебя. Мастером у нас работает, только что после института.
      Катерина недоверчиво покачала головой.
      — Заявление уже подали, — продолжал Гена, — и ты знаешь, — усмехнулся он, — она все твои карточки разорвала. Ревнивая.
      Катерина, сощурившись, окинула его взглядом, прикидывая, насколько он врет.
      — Я ведь теперь у нее почти все время живу, — сказал Гена, и, посмотрев на мятые брюки, переступил с ноги на ногу, — после третьей смены, замотался совсем. Деньги на свадьбу коплю.
      Катерина все больше и больше оттаивала.
      — Ты бы, действительно, не пил, — сказала она мягко.
      — Я же сказал, что все.
      Гена чувствовал, что между ними налаживаются отношения, что он больше к ней никогда не придет, а на дни рождения будет просто посылать подарки почтой, жене цветы (она любила), а дочери с каждой получки будет покупать игрушки.
      — Ладно, пойду я, — вдруг решился он, — ты уж меня извини, — но сам не двинулся с места.
      Жена тоже, видимо, не торопилась теперь.
      Тропинкин не выдержал.
      — А ты откуда шла? — скривил он губы.
      Катерина сразу же замкнулась.
      — Ну да, ну да, — пьянея, усмехнулся Тропинкин.
      За забором послышался смех. Тропинкин покосился.
      Какие-то жлобы, видимо, после пива, забежали.
      Тропинкин помутнел. Подошел к забору, спокойно подтянулся.
      — Эй вы, — сказал он, — другого места не нашли?
      За забором опять засмеялись.
      Тропинкин спрыгнул и стукнул кулаком по забору.
      — Вам говорят!
      — Ладно тебе, — сказала Катерина. — Я пойду..
      Тропинкин выжидающе молчал, не отрывая взгляда от забора.
      Катерина взяла его за рукав.
      — Гена, пошла я.
      — Ладно, — ответил он, что-то решая про себя. — Я сейчас.
      Он двинулся к воротам. Навстречу ему вышли три парня. Катерина догнала Тропинкина и ухватилась за руку.
      — Не надо, Гена, — тихо сказала она, — я пойду.
      — Как это "не надо", им что — другого места не нашлось?
      — Ладно тебе, чего ты к ним привязался.
      Тропинкин молча разглядывал парней.
      Те поухмылялись и пошли своей дорогой, мол, чего с него взять.
      Этого Тропинкин уже не мог стерпеть. Вложив два пальца в рот, он громко свистнул.
      А те словно только и ждали этого. Остановились и пошли обратно гурьбой.
      Значит так, почему-то пересчитал их Гена, значит так... и шагнул им навстречу.

      Тропинкин лежал, закрыв лицо руками, локти прижав к боку. Один из тех пытался достать его кулаком в нос, другой прыгал вокруг, выбирая, куда пнуть.
      — Ничего, голубчик, — шептал Гена, — сейчас утихомирятся, вот тогда я встану. Пусть немного потешат душу. А я встану.
      Удары все были бестолковые, не могли попасть, куда следует. И вдруг стало тихо и легко. Гена полежал секундочку и повернул голову. Вокруг стояла толпа дружинников. Гена неторопливо поднялся, поднял шапку. Дружинники держали за руки двоих, третьего не было. Значит, дернул. Гена посмотрел вокруг. Метрах в пяти стояла Катерина с широко раскрытыми глазами.
      Гена подмигнул ей.
      Подошел дружинник, отряхнул его, и все пошли в сторону общежития, где находился опорный пункт правопорядка.
      Завели в комнату. Тропинкина посадили в одном углу, тех двоих — в другом.
      — Из-за чего драка? — спросил дежурный сержант.
      Дружинники хором стали объяснять, что, мол, только они вышли на дежурство, а тут эти валяются.
      Сержант посмотрел сначала на Тропинкина, потом на тех.
      — Так. — сказал он. — кто такие?
      Встал парнишка с разбитой губой.
      — Шли мы вот с Колькой, а этот, — он показал на Тропинкина, — стал привязываться, и ударил, видите? — Он показал на губу.
      Сержант перевел взгляд на Тропинкина. Гена встал.
      — Я стоял с женщиной, а эти, за забором, значит, сикают, я их попросил отойти. Ладно, был бы один, а я же не один был, с женщиной. Неудобно так делать.
      Сержант приготовился составлять акт.
      Когда переписывали фамилии, адреса и места работы, сержант спросил, кто первый начал. Те сразу показали на Тропинкина. Гена, в общем-то, первый ударил, но они сами виноваты. Может все так и обошлось бы, но тут вошла Катерина.
      — Вот свидетельница, — сказали дружинники, — она все видела.
      Сержант, заинтересовавшись, спросил ее фамилию.
      — Тропинкина, — ответила Катерина.
      — Жена, что ли?
      — Бывшая, — ответил Гена и отвернулся.
      У нее спросили, кто начал драку. Катерина показала на Гену.
      — Тогда все ясно, — сказал сержант, — этих двоих отпустить как пострадавших, а этого задержать, составим бумагу и отправим.
      Гена вдруг вспомнил про свою справку, он вытащил ее только после того, как те двое ушли.
      — Не имеете права, — сказал он и вытащил справку, — я на больничном.
      Сержант повертел бумажку, посидел, подумал и отдал обратно.
      — Посиди пока здесь, очухайся.
      Вечером Гену отпустили. Вышел он, прихрамывая, видно, по ноге пнули, и, не оглядываясь, поспешил домой.
      — Ничего, — шептал он, — у меня еще два дня в запасе, разберемся.