"ТОСКА"

      Саня Кукин остановился перед витриной магазина. Устал бесцельно шагать, да тут еще туфли новые жмут: натер мизинец на левой ноге. Надо передохнуть.
      Повернулся одним боком, повернулся другим, вроде как он стоит, ждет кого-то... Там, как в зеркале, был он высоким, выше, чем на самом деле, и глаза у него были большие и темные, а взгляд острый и жгучий, не всякий выдержит, поэтому Кукин чуть улыбнулся. Нравится сам себе, вот бы так стоять всю жизнь, разговаривать, знакомиться, отвечать... Только никто не останавливается за его спиной, никто не разглядывает, никому нет дела до Кукина, до его черного костюма, лакированных ботинок. Никто не знал, что исполнилось ему двадцать шесть лет, что работает газоэлектросварщиком пятого разряда, что третий год работает в Москве и скоро получит постоянную прописку в столице, а то, что он холост, виноват не он, но кому об этом расскажешь, кто поверит... Поэтому и стоял Кукин перед витриной, потому что повернись он к солнцу, и все сразу будет ясно.
      Был выходной, было жарко. Мимо проходили незнакомые люди и, мельком кинув взгляд на Кукина, пожимали плечами, мол, мало ли куда человек нарядился, может, на свадьбу, может, на похороны. Попробуй угадай, чего стоит человек.
      Кукин, насмотревшись на себя, поднял голову и прочитал: "Культтовары", а войдя в магазин, остановился перед объявлением:
      "Пластинка — лучший подарок"
      Он внимательно прочитал его. Подарок — это хорошо. Кукин подарил бы пластинку, да пока некому дарить, а делать самому себе подарки, наверное, смешно.
      Кукин собрался было выйти и тут наткнулся взглядом на большой белый конверт, на котором черными высокими буквами было написано только одно слово: "ТОСКА".
      Саня подошел ближе. Нет, все правильно.
      "Что это обозначает? — подумал он. — Почему "тоска", может, что другое, может, неправильно прочитал?"
      Спросил у продавщицы.
      — Это тоска?
      — Тоска, — доверительно кивнула продавщица.
      У Кукина что-то сжалось выше желудка. Вот Оно, кажется, Оно, мелькнуло у него.
      Быстро расплатившись, заторопился к себе домой, в общагу, неторопливо разделся: пиджак повесил на спинку стула, брюки на спинку кровати, туфли протер тряпочкой и положил в коробку, затем сел на кровать и решил успокоиться.
      Выдвинув из-под стола старый сломанный проигрыватель, оставленный прошлыми жильцами, сдул пыль, вынул из пакета пластинку. Здесь, на круглой черной наклейке, было написано то же самое, но только на этот раз белыми буквами, и на обратной стороне то же самое. Но Кукин все же поставил первой стороной, зря же не будут нумеровать. Осторожно опустил иголку проигрывателя на пластинку и стал крутить ее по ходу. Раздался тонкий писклявый звук, что-то там зашебуршало, так же, как на душе по вечерам, но плакать не хотелось. Он опустил голову ниже и принялся теперь равномерно раскручивать тоску самым тонким пальцем большой крепкой руки.
      Теперь он знал, какой бывает тоска: на белом фоне черными буквами и на черном фоне — белыми, и знал, как она звучит, если осторожно крутить ее мизинцем.
      Саня Кукин лег на кровать и, совсем успокоившись, закрыл глаза. Теперь он знал, что с ним происходит.