ФУРАЖКА

   Мансур, наконец, уговорил мать и бабушку.
   Вместе пошли покупать школьную форму. Из магазина Мансур нес покупку сам. Бабушка шла рядом, мать замыкала шествие, через шаг вынуждая его давать обещания, что он будет помогать по дому, выносить ведро, что будет слушаться, выкинет все рогатки и в следующем учебном году у него не будет не то что двоек, но даже троек...
   Мансур с готовностью на все соглашался.
   До обеда он крутился перед зеркалом, примеряя новую форму.
   Пришла соседка восхищаться, а заодно заказать матери новое платье из своего материала.
   Брюки были немного длинноваты, а серая фланель костюмчика все норовила испачкаться. В конце концов его заставили снять форму и спрятали ее в сундук.
   — До осени, — сказала мама, — заодно и подрастешь.
   Праздник кончился.
   Мать, как обычно, села за шитье, бабушка ушла на кухню стирать, а Мансуру было сказано: не путайся под ногами.
   Покрутил ручку швейной машинки — получил по рукам, не лезь, знаешь ведь сколько она стоит. Сунулся в бабушкин таз за мыльными пузырями — бабушка заставила вынести ведро. Бегать по двору нельзя — белье развешано.
   Делать было совершенно нечего.
   Мансур забрался на сундук, где он спал, играл, плакал немного, когда попадало от матери.
   В сундуке хранились конфеты, печенье, халва на праздники, а ключ от сундука был давно подобран, и ему ничего не стоило открыть его.
   Мать собралась к соседке договариваться о задатке, а бабушка — на Каму, полоскать белье.
   Мансур сразу же наткнулся на фуражку, которую как следует и не примерил. Она лежала поверх формы. Сунув ее под куртку, он опрометью выскочил на улицу.
   — Куда? — закричала мать вдогонку.
   Мансур ее уже не слышал. За воротами с тихим восторгом он натянул эту, почти военную, фуражку на свои нестриженные лохмы.
   Кокарда блестела золотом, две пуговицы по бокам отражали солнце, а в лакированный козырек можно было смотреться. Ремешок плотно обхватывал подбородок. Все смотрели на фуражку и завидовали. Мансур это видел по глазам.
   Соседка Танча — первоклашка, так удивилась, что даже перестала играть с Сережкой Прокуроровым. Ему недавно велосипед купили, а он еще кататься не умеет. Тоже еще велосипедист.
   У Танчи были деньги, Мансур это сразу заметил: платье у нее было уже запачкано мороженым. Ей всегда давали на три-четыре штуки по воскресеньям, отец у нее на мясокомбинате работал. Мать говорила, что пролез он туда из-за шурина — директора мясокомбината. И как он мог пролезть, там же ни одной щелки нет, а забор чуть ниже мечети.
   — Ой, какая фуражка! — всплеснула руками Танча.
   — Это еще что, у меня вся форма такая. И ремень есть, и кортик, — добавил Мансур. — Вот. Как у суворовцев. Еще сказали в магазине, что лошадь будет в придачу.
   — Ой! — сказала Танча. — А меня покатаешь?
   — Не знаю, может быть. Только ведь лошадь надо будет и кормить. Лошади знаешь как любят мороженое, их только мороженым и кормят.
   — А я куплю! Хочешь, прямо сейчас?
   — Ну, сейчас я не знаю...
   — Нет, пускай сейчас, а то вдруг потом денег не будет.
   Ближайшая лоточница торговала возле "Спорттоваров".
   Огромная очередь, а Мансура пропустили. Ни у кого еще не было такой фуражки.
   С мороженым зашли в магазин. Танча добавила немного, и Мансур купил четыре рыболовных крючка- заглотыша и нацепил их на дно фуражки.
   С мороженым они дошли до кинотеатра "Темп".
   Ура, про Чарли Чаплина! Мансур уже видел его в "Смене", но можно еще раз сходить в новой фуражке.
   — Айда, — толкнула его в бок Танча.
   Мансур опять полез без очереди. А там дяденька какой-то стоял возле кассы и делал вид, что наблюдает за очередью.
   Мансур уже протянул деньги в окошечко, и тут его остановили...
   — А ну отойди! — закричал на него дяденька. — Ишь, чего захотел. Ну, кому говорят!
   И вдруг натянул ему фуражку на самые уши, Мансур даже опомниться не успел
   Танча взяла его за руку и вывела на улицу. Мансур, конечно, не заплакал, ему не больно, просто обидно: как маленькому, на самые уши...
   Мансур нагнул голову, Танча стала снимать фуражку. Потом как дернет, прямо как будто за волосы. Мансур не выдержал, вскрикнул от боли и заплакал, Танча испугалась и тоже пустилась в слезы.
   Тут дяденька подошел, тот самый. Мансур его сразу узнал. По голосу.
   — Чего сопли распустил, надо было в очереди стоять.
   А Танча сквозь слезы ответила:
   — У него фуражка не снимается.
   — Ну вот, — засмеялся дяденька, — нашел над чем реветь. — И слегка дернул за фуражку.
   Мансур решил, что ему сейчас оторвут голову, и завыл.
   Дяденька потоптался возле него и сказал Танче:
   — Ты подержи его, а я дерну.
   — Не надо, — отшатнулся Мансур, — у меня там крючки за голову зацепились.
   Дяденька присел и стал заглядывать под фуражку.
   — Тогда надо в больницу его.
   Танча, всхлипывая, взяла Мансура за руку, и они пошли.
   Дороги Мансур не видел и шел, спотыкаясь о каждый камень. Он совсем перестал плакать. Так, только слезы текли.
   В больнице все объяснила Танча: и про мороженое, и про очередь, и про эти самые крючки. Какая-то тетенька взяла его за руку и повела на второй этаж, дальше по коридору.
   — Посиди здесь, — сказала она и сама куда-то ушла. Потом появилась вместе с дяденькой в домашних тапочках. Он пощупал фуражку и спросил, больно ли. Мансур опять заревел.
   — Ну-ну, сейчас мы это устраним, — сказал он и полез рукой под фуражку.
   Мансур заорал.
    — А может вы, Марья Семеновна? У вас пальцы потоньше моих.
   Мансур все ревел.
   — Александр Мухамедович, не получается, придется, наверное, разрезать, — сказала тетенька и ушла, но быстро вернулась.
   Мансур сначала ничего не понял. Услышал только, как кыркнули ножницы, потом еще раз, и фуражку сняли.
   — Ну вот видишь, и все, — сказал дяденька в белом халате, держа в одной руке фуражку, в другой — ножницы.
   — А где крючки? — всхлипнув, спросил Мансур.
   — Это мы сейчас, мигом. Ну-ка, нагни голову.
   Мансур нагнул. Дяденька подстриг на макушке волосы, чем-то смазал и — р-раз! — как будто три волосинки выдернул. Мансур даже испугаться не успел.
   — Вот тебе твои крючки, вот тебе и заплатка, — засмеялся дяденька. — Ладно хоть за кожу зацепились.
   — А то бы всю фуражку пришлось разрезать, — сказала тетенька, посмеиваясь, и подала заплатку с крючками. А дяденька отдал фуражку, на дне которой зияла круглая дыра.
   Домой шли молча.
   Танча забегала вперед и успокаивала его. Она говорила, что, когда Мансур будет на лошади, фуражку сверху никто не увидит.