НЕОПРЕДЕЛЕННАЯ ФОРМА ГЛАГОЛА

   "Сегодня контрольная", — вздохнул Мансур. Надо было что-то делать. Мансур сошел на оледеневшие мостки.
   Прошлым летом мать здесь полоскала белье, а Мансур бегал поблизости. И нашел отцепленную лодку. Сел в нее, а она оказалась дырявой; не успел он отплыть от берега с доской вместо весла, как стал тонуть.
   Тогда Мансур снял ботинки и стал ими вычерпывать воду.
   А мать все видела. Мансур и забыл про нее. Как был в одежде, взял да и спрыгнул в воду — и ботинки в руке.
   До берега хоть и недалеко, но в одежде оказалось плыть труднее.
   С мостков стали кричать тетки, и тут Мансур вспомнил, что и мать там стоит. Чуть не захлебнулся, бросил ботинки и поплыл. Выбрался на берег, а мать уже тут как тут. Не успел прокашляться, а она его за шкирку — и давай гонять при всех мокрым бельем. Хоть и не больно, но когда по лицу — задыхаешься, а Мансур все еще кашлял и кашлял.
   А мать за свое: где, мол, ботинки, куда их дел. "Видела же, чего спрашивать, — ответил Мансур. — Утонули". — "Вот и ищи, — говорит. — Пока не найдешь, не приходи домой".
   Мансур разделся, понырял, нашел один ботинок. Там было неглубоко, с головкой, но сколько он ни нырял, так и не нашел второго. Пришлось в одном ботинке идти и в мокрой одежде.
   Пришел домой, думал — попадет, а мать, наверное, сама испугалась: сразу раздела, варенья малинового целую банку дала. Вечером температуру измерила — а чего ее мерить, когда с первого мая еще начали купаться. Но все равно приятно было лежать. Мать даже не пустила его в школу на другой день.
   "Все равно, — говорит, — толку от твоей учебы нет".
   Целый день книжки читал, хорошо было.
   Мансур снял шапку, покрутил головой. Льдины скоро уплывут, а те, которые останутся, выбьет на берег, где они и растают. А потом каникулы начнутся, можно будет в деревню уехать.
   Но завтра же контрольная, вспомнил Мансур. И ему сделалось холодно от этой мысли. Может, пойти домой, поучить, пока есть время? Да что толку учить, так и так двойка за год выйдет. Хорошо бы написать контрольную на пятерку и все правила рассказать. Вот, наверное, удивилась бы училка. Но ее разве удивишь! Не поверит, скажет, списал. Нет, тут никуда не денешься, надо что-то придумывать.
   Мансур огляделся по сторонам. А если взять и упасть в воду: льдин вон еще сколько — может, заболеет он, и тогда не надо будет в школу идти, может, даже температура поднимется. Вот бы здорово было.
   А если догадаются, испугался Мансур. Но откуда узнают, что он нарочно упал? Ведь людей вокруг нет, никто матери не скажет, а значит, и в школе не узнают.
   Он решил снять куртку: хоть и старая она, но жалко. Потом передумал: мать спросит — а почему куртка сухая? Скажет, опять раздетым бегал. Нет. надо прямо в куртке и шапке. Шапку он не замочит, здесь до дна-то всего немного.
   На всякий случай он сходил на берег, нашел длинную жердину, смерил дно. Оказалось ровно с ручками. Вот бабахнулся бы. Мансур отошел ближе к берегу, смерил там. Здесь можно, здесь по шейку. Ладно, решил он. выкинул жердь, которая теперь ему была не нужна, и еще раз оглянулся.
   Завтра в школе его будут ждать. Лилия Ивановна уже, наверное, и журнал приготовила. Но ничего, пусть подождут. Вот заболеет он, из класса придут к нему, а им скажут, что Мансур в больнице давно лежит и, наверное, больше не встанет. Тогда они по-другому запоют. А как придут в больницу, он с ними даже разговаривать не будет. Или чуть-чуть только поговорит, а потом его санитары на носилки положат и унесут.
   Мансур встал на край мостков и глубоко вздохнул. Надо прыгать. А ведь вода, наверное, холодная, вдруг пришло ему в голову. Он присел, попробовал пальцем. Ого, да еще какая! Но ничего. Мансур сжал зубы, попробовал поскрипеть ими, как дядя Саша, когда пьяным приходит, но у него ничего не получилось.
   Конечно, у дяди Саши два зуба железных, наверное, это они так скрипят. Как только его положат в больницу, он сразу скажет, чтобы и ему железные зубы вставили.
   Мансур потрогал пальцем зубы. Пусть сначала спереди: один сверху, другой снизу. Или, может, четыре сразу. Как засмеешься — а они там блестят. Мансур попробовал улыбнуться и показать зубы.
   Да ну, отмахнулся он, просто будет скрипеть зубами и все. Вызовут его к доске, спросят что-нибудь, а он как скрипнет... Хотя нет, так тоже не пойдет: скажут матери, она так ему поскрипит, что все зубы потеряешь.
   Мансур вдруг почувствовал, что замерз, и съежился. Надо пробежаться. Нет, опять подумал он, если решил, надо прыгать. Он посмотрел в воду: грязная ведь еще, как бы матери потом не пришлось стирать. Зачерпнул ладошкой, посмотрел повнимательней. Вроде и не очень грязная. Вытер ладонь о брюки.
   И тут его словно кто-то толкнул, нога сама шагнула, и Мансур провалился в кипяток. Хотел крикнуть, но воздуха не хватило. Он даже не успел как следует вздохнуть, а как выскочил, и сам не заметил. Когда прыгнул, оказывается, рукой за край мостков успел зацепиться, и его из воды будто выкинули.
   Выскочил, и только тут заметил, как, оказывается, холодно. Мансур оглянулся по сторонам: вроде никого, значит, никто не видел. Только он так подумал, а тут какой-то дяденька к нему бежит по берегу, орет.
   Мансур как кинулся от него, даже вода в сапогах забулькала. Пробежал целый квартал и только тогда остановился. Очень много воды было в сапогах. Снял их, вылил. И — домой, ни разу не останавливаясь.
   Вбежал в дом. Хорошо, что квартирная хозяйка, тетя Зина, навстречу не попалась. А мать как увидела, так и села.
   — Откуда ты? — всплеснула она руками.
   А у Мансура зуб на зуб не попадает.
   — Упал. Нечаянно, — прошептал Мансур.
   — Как упал? — спросила она.
   — С мостков, — ответил Мансур, лязгая зубами.
   — А ну, раздевайся немедленно, — приказала мать.
   Мансур кое-как скинул с себя одежду — и в постель.
   — Как же ты так? — заохала мать.
   А Мансур молчит, сейчас она чаю с малиновым вареньем ему даст, потом он книжки возьмет...
   Мать вскипятила самовар, достала варенье, а сама все на ходики смотрит.
   — Что это она, подумал Мансур, ей же во вторую смену. Или она тоже не хочет на работу идти? Странное дело.
   Пока Мансур пыхтел над чаем, боясь капнуть на постель малинового варенья (ягоды они с бабкой вместе собирали), мать накинула платок и вышла. Мансур насторожился — куда это она, может во двор? Он приподнялся на постели и посмотрел в окно. У него даже екнуло. По двору шел дядя Саша. И откуда он только взялся! Мансур поставил чашку на стол, а варенье спрятал за занавеску на подоконник. Дядя Саша должен быть на работе, он же с утра, и на обед вроде рано.
   Вошел дядя Саша, за ним мать.
   — Вот, — сказала она, — полюбуйся. Пришел, хоть выжимай. Где-то свалился, говорит, что в реку. Так же и утонуть недолго.
   Мансур лежал под одеялом не шелохнувшись. Сейчас начнет дергать, щипать; только он так подумал, как одеяло полетело с него. Мансур съежился. Над ним стоял дядя Саша с папиросой в зубах.
   — Ну что, рыбак, много наловил?
   — Я не рыбачил, — ответил Мансур и потянул одеяло на себя.
   — А как же ты так, не рыбачил, а мокрый? Может, ты с утра еще не высох?
   Мансур сжал зубы.
   — Сегодня не рыбачил? — засмеялся дядя Саша.
   — Да нет, — ответила за Мансура мать, — теперь вроде не рыбачит, только когда двойку принесет.
   Мансур покраснел.
   — Ничего, ничего, — заулыбался дядя Саша, показывая свои железные зубы, — с кем в детстве не бывает.
   Мансур с головой залез под одеяло, чтобы не слышать его смеха.
   — Но как ты все же в воду попал? — не отставал дядя Саша. — А может, двойку получил? — вдруг сказал он.
   Мать забеспокоилась.
   — Да вроде нет, я проверяла дневник.
   — А что им дневник? Вырвал листок, вот тебе и все. Так, что ли? — Он хлопнул по одеялу. — Ну, чего спрятался? Чай стынет.
   — Пусть, — буркнул Мансур, но все же вылез из-под одеяла.
   Дядя Саша сидел на краю постели в рабочих брюках, курил и стряхивал пепел на блюдечко.
   Мансур покашлял, проверяя, не заболел ли еще. Кажется, нет.
   — А я отгул взял, — сообщил дядя Саша. — Голова болит — сил нет.
   — Ты бы прилег, отдохнул рядом с Мансуром, — ответила мать.
   Голова у него болит, усмехнулся Мансур. Еще бы: притащился вчера ночью, еле на ногах стоял, кое-как вместе с матерью раздели. Боров волосатый.
   — Сейчас чайку попью, — сказал дядя Саша, — а ты что лежишь? — повернулся он к Мансуру. — Время-то уже сколько, — показал он на часы, — половина первого.
   Мансур посмотрел на мать.
   — Да он же весь мокрый пришел.
   Мансур на всякий случай еще покашлял.
   — Да ничего с ним не случится, подумаешь. Так, что ли? Ну, мужик ты или не мужик? Ну-ка вставай, — приказал он, — ишь, разлегся, фон-барон какой. Я, помню, мальцом был, через Каму переправлялись, отец впереди, я за ним. И только я на шаг отошел от следа — бултых в полынью ногой, еле валенок вытащил. А ты говоришь!
   Дядя Саша встал и положил руку на плечо матери.
   — Может, все же полежит? — попросила она его. — Не лето все-таки, еще простудится.
   Дядя Саша махнул рукой:
   — Когда лежишь, от этого еще хуже зараза пристает, по себе знаю. — Он наклонился к ней и что-то шепнул.
   — Да ну тебя, — покосилась на Мансура мать, — скажешь тоже.
   Мансур заметил, как мать смутилась, и тут же вскочил.
   — Не надо, — сказал он, — я в школу пойду. У нас сегодня контрольная по русскому языку.
   — Ага, — обрадовался дядя Саша, — я же говорил, что у него двойка!
   — Нет у меня двойки, — ответил Мансур. — И не будет.
   — Ишь ты, не будет, ты погляди-ка на него... Все равно ведь получишь, — сощурился дядя Саша. — Да он специально, наверное, и в воду залетел, знаю я вас. Ага, что я говорил! — Он показал на Мансура: — Видишь, отвернулся! Ты сходи-ка завтра в школу, узнай, — сказал он, обращаясь к матери.
   Мать встала возле стола.
   — Ты что же это? — спросила она. — Правда, что ли, специально?
   — Нет, конечно, — буркнул Мансур, одеваясь.
   — Ну смотри, — сказала мать, — я давно и школу собиралась, завтра пойду.
   — Иди, — ответил Мансур, собирая ранец.
   — А он ведь еще грубит, — сказал дядя Саша матери.
   — Я ему погрублю. Завтра пойду узнаю. Если что опять скажут, прямо из класса выволоку.
   Мансур схватил шапку.
   — Выволакивай, — крикнул он с порога. — Выволакивай!
   — Ты чего сказал?! — кинулась мать, но Мансур уже выскочил в сени, с силой захлопнув за собой дверь.
   На английский он опоздал. Все равно Раиса Ибрагимовна выгонит. Весь урок проторчал он в конце коридора с учебником русского языка.
   — Неопределенная форма глагола... — бубнил он, а в голову ничего не лезло. Тогда он захлопнул книжку. Все равно теперь не выучишь всего, чего зря мучиться, решил он и уставился в окно. На дворе шел урок физкультуры старшеклассников, играли в войну. Военрук гонял их строем, штыки за плечами тускло блестели.
   "Что ты, Вася, приуныл, — залихватски пели они, — голову повесил?.."
   Мансур знал уже эту песню, его даже военрук теперь не прогоняет, привык к нему.
   Мансур открыл книжку, и ему опять попалось то правило. Вот привязалось! Но он не стал переворачивать страницу, пусть будет неопределенная форма глагола, может, хоть ее запомнит.
   Перед концом урока по коридору прошла тетя Шура, уборщица.
   — Ты чего опять? — спросила она и поставила ведро. — С урока выгнали?
   — Нет, тетя Шура, я русский учу, — ответил Мансур.
   — А кто у вас?
   — Лилия Ивановна.
   — Так она же заболела, — сказала тетя Шура.
   — Ур-р-ра!!! — закричал Мансур и подкинул учебник до потолка.
   — Тише ты, оглашенный, — зашептала тетя Шура, — уроки же идут.
   — Ур-ра, — шепотом сказал Мансур и на цыпочках побежал во двор школы.
   Урок физкультуры еще не кончился. Мансур прыгал через ступеньки, напевая вполголоса:
   — Что ты, Вася, приуныл...