ЖИТЬ

   — Ну что мы с тобой делать будем? — спросила Лилия Ивановна.
   Мансур опустил голову.
   — Я тебя спрашиваю.
   — Больше не буду, — прошептал Мансур, еще больше сгорбившись над партой.
   В пустом классе было непривычно тихо, уроки давно уже кончились, все разбежались по домам.
   — Мы же тебя исключать будем. — Лилия Ивановна открыла сумочку, покопалась, вытащила носовой платок, высморкалась.
   — Мать в какую смену работает?
   — Во вторую.
   — Всю неделю?
   Мансур кивнул головой.
   — Придется вызывать.
   Мансур съежился.
   — Ты понимаешь, что из-за тебя... — учительница, не договорив, махнула рукой. — Скажи мне, зачем ты принес крысу? — Она брезгливо поморщилась. — я уже не говорю, что урок сорвал...
   — Она слепая, — перебил Мансур Лилию Ивановну.
   — Господи! Какая разница. А за что ты ударил Щербакова?
   — Он ее кирпичом, — глухо ответил Мансур.
   В дверь заглянула Нина Степановна, завуч школы.
   — Вы еще здесь? — спросила она.
   — Да, — ответила Лилия Ивановна, — вот, не хочет идти за матерью.
   — Еще бы! — Нина Степановна вошла в класс. — Мансур, — сказала она, — выйди пока в коридор.
   Мансур оставил ранец и вышел.
   — Мы вызывали его мать, — услышал Мансур через полуприкрытую дверь ровный голос Нины Степановны.
   "Вызывали!" — криво усмехнулся Мансур. Мать прямо в классе начала таскать его за волосы, а Нина Степановна бросилась успокаивать ее, уговаривать, мол, это непедагогично. А на следующий день Мансур пришел в школу с перебинтованной головой. Надо же: не увернулся. Он даже не подумал тогда, что она прямо за столом начнет. Сидели вечером, чай пили, он уже решил, что пронесло, кружку с молоком попросил. А мать сидела, сидела, да как его треснет. Мансур за дверь: как был в рубашке и в носках, так и кинулся по улице. Забежал к Саньке Коновалову, у него и остался ночевать.
   Правда, мать потом его долго не трогала, один раз даже на родительском собрании была. Нервная она очень, вот в чем беда. И вот теперь... А что теперь? Может, к бабке в деревню уехать?
   И чего он, действительно, крысу притащил? И как она ему на глаза попалась? Только он вышел из дому, глядь, а на завалинке серый комочек. Даже не понял вначале, что это, остановился. Смотрит — крыса. Люди ходят кругом, и никто не видит, а крыса сидит себе спокойненько и в ус не дует. Мансур присмотрелся — крыса оказалась слепая, и шерсть у нее местами вылезла.
   "Старая, седая", — подумал Мансур и осторожно дотронулся до нее. Крыса даже не шевельнулась. Тогда он погладил ее и взял на руки. "На пенсию вылезла, — подумал Мансур, — бабушка вон тоже на пенсию вышла и уехала в деревню".
   Мансур вынул книги, сунул в ранец крысу. А на первом уроке — как раз шел русский— решил покормить ее своим завтраком. А потом показал Галке Чернышевой, которая впереди него сидит.
   Обернулась она, да как подскочит — и визжать!.. А Лилия Ивановна вцепилась в стул, побледнела и молчит. Закричали кругом. Мансур не помнит, как из класса выскочил, за ним все ребята. Во дворе его догнали, стали вырывать ранец. Мансур вытащил крысу — отбежали они и стали камнями кидаться. Мансур схватился с Щербаковым, и, пока тряс его, крысу добили. Вот тогда он и ударил по-настоящему.

   Дверь класса открылась и вышла Нина Степановна.
   — Пойдем, — сказала она.
   Мансур посмотрел на дверь.
   — Ранец Лилия Ивановна принесет.
   Мансур понуро поплелся в кабинет за Ниной Степановной.
   — Исключать тебя не будем, — сказала она, — но в класс ты пока не пойдешь.
   Мансур вопросительно посмотрел на нее.
   — Будешь стоять в учительской. Понял?
   — А ранец? — спросил Мансур.
   — Ладно, ранец возьмешь. Мать пока не будем вызывать.

   На следующее утро Мансур вошел в класс, а дежурный — опять Щербаков, мало ему всыпал — сказал ехидно, что его вызывают.
   Мансур вошел в учительскую. Первый урок у них был английский язык. Раиса Ибрагимовна, англичанка, спросила, что ему нужно. Мансур пожал плечами.
   — В углу стоять буду.
   — Это хорошо, — обрадовалась Раиса Ибрагимовна, — хоть этот урок спокойно проведу.
   Подумаешь, урок она спокойно проведет. Там что, ребят не осталось? Мансур даже обиделся.
   Евгений Матвеевич, физик, похлопал Мансура по плечу.
   — Ты что, опять набедокурил? Нехорошо, нехорошо Раису Ибрагимовну так обижать, она же вас иностранному языку учит.
   — Да я же не учительницу!
   Но Евгений Матвеевич, уже не слушая, вышел с журналом.
   В учительской никого не осталось. Мансур выглянул за дверь. В коридоре тоже никого. Он присел на стул возле шкафа и огляделся. Справа висела огромная карта мира, дальше — расписание уроков. Посредине комнаты два сдвинутых стола, вокруг стулья. Слева шкаф, глобус без подставки. Мансур заглянул за шкаф. Там стоял человеческий скелет из кабинета биологии. Мансур помрачнел, вспомнив, что как раз из-за этого скелета и вызывали тогда мать: кто-то вылил чернила на череп, а свалили на него.
   Потом скелет отнесли в учительскую, отмыли.
   Мансур не успел отойти, как дверь отворилась и вошла Нина Степановна.
   — Ты что же, опять? — начала она. — Встань в угол, и если я еще раз увижу тебя не на месте... Так и знай, я тебе честное слово даю, — она покосилась на скелет, — вызову мать, и пусть она с тобой делает, что хочет.
   Мансур побледнел.
   — И не подходи к классным журналам, понял? — Она вышла.
   Мансур перевел дыхание.
   Тут прозвенел звонок, и в учительской стали собираться учителя.
   "Перемена для всех", — решил Мансур и шмыгнул незаметно за дверь. Заглянул в свой класс, послонялся по коридору, а после звонка на урок — опять в учительскую. В дверях столкнулся с Евгением Матвеевичем.
   — Ну что? — спросил он. — Стоим?
   — Стоим, — ответил Мансур.
   — Один уже достоялся, — кивнул он на скелет, — второгодником был, из нашей школы. Мотай на ус! — хохотнул Евгений Матвеевич.
   Мансур тоже улыбнулся.
   Когда все ушли, Мансур покосился на скелет. "Интересно, его тоже исключили из школы?" — подумал он и зевнул. Было скучно и тихо.
   Мансур посмотрел на глобус, перевел взгляд на карту мира. Странно получается: два полушария составляют глобус, на котором должен быть обозначен Чистополь. Мансур покрутил глобус, нашел синюю нитку — Каму, а города нет, наверное, потому, что город маленький. Мансур поставил точку, где, примерно, должен быть город. В середине этой точки — его школа. В школе учительская, а в учительской стоит он — скелет, из-за которого Мансуру попало.
   Мансур переступил с ноги на ногу. Сейчас у них по расписанию урок химии. Сидел бы, книжку читал — он вспомнил, что надо сдать "Войну миров" Уэллса, которую мать со зла разорвала пополам. И как теперь ее вернуть в библиотеку?
   Может, к Галке Чернышевой сходить? Она обещала свою книгу отдать. Нет. Не пойдет он к ней. Отец у нее строгий. Один раз пришел на классный час и так накричал на него, что Мансур совсем перестал ее задевать. Один раз даже проводил домой после физкультуры.
   Они долго тогда гуляли, до самого вечера. Галка все рассказывала, рассказывала. Мансур уж не помнит, что именно... Потом Галка сказала, что она умеет гадать по руке. Мансур попросил, чтобы она и ему погадала...
   Посмотрел на правую ладонь. Нет, не на этой. Посмотрел на левую, вытер о брюки. Вот она, линия жизни...
   Галка сказала, что он долго будет жить. Долго, это, наверное, хорошо. Да вот стоять на одном месте...
   Линия жизни показалась ему короткой, она кончилась на середине ладони. Он провел ногтем, чтоб она удлинилась, прищемил пальцем эту складку, подержал немного, а когда отпустил, линия осталась, какой была. Значит, надо дольше держать.
   Прозвенел звонок и первым вошел Евгений Матвеевич.
   — Ну что? — строго спросил он. — Что собираешься дальше делать?
   — Жить, — ответил Мансур, крепко прижимая морщинку на ладони.