СТРОЙБАТ

      Исламов на ходу запрыгнул в кузов, а когда машина притормозила возле КПП, показал пропуск и уселся в углу, на баллоне. Рота, наверное, пообедала, но Исламову нечего об этом тужить, его пайку никто не возьмет, она на кухне.
      На третьем году Исламова наконец поставили дежурным электриком. По первому году груши околачивал в разнорабочих, по второму — штукатуром. Что и говорить, второй год пролетел незаметно, а вот третий — это действительно морока. Приказ вышел еще в апреле. А вот уже и лето проходит, а о дембеле — ни слуху, ни духу.
      Исламов поудобней прислонился к переднему борту. По обе стороны бетонки проплывали сосны. Скоро, скоро он распрощается с ними. Теперь все чаще приходили мысли о доме, но не так, как по первому году, что он тогда мог понимать, а по-другому. Все же 22 с половиной, не мальчик, жениться пора. Только где он будет жить. Был он в новой квартире, еле нашел по адресу. Думал, действительно получили, наконец. 16 лет ждали, а до этого все по хозяевам мотались, а приехал в отпуск — подвал, чистый подвал в 4 метра. Окошко, в которое солнце не заглянет. Насмотрелся за 9 дней. Нет, это не дело. Надо самому где-то зарабатывать. Электрики везде нужны. Поживет пока в общаге, а там и жену себе подыщет. Хотя это трудно будет. Какие они теперь, девчонки, бог их знает. Говорят, да и сам он видел, курят все напропалую, юбки выше колен, матом ругаются. На такой женишься — на другой день сбежишь. А все же хорошо, служба кончается, не до Нового же года будут их держать. Пополнение пришло, значит, должны отпустить. Такую ораву не прокормишь. И за стариков взялись, мол. глядя на вас, молодежь начинает бузить. Только что после карантина, а от зарядки уже отлынивают. Да и черт с ними, с салагами, какая там у них служба — два года. Не успеешь оглянуться — дембель.
      На повороте машину занесло. И весь мусор, что был в кузове, повело направо. Исламов крепче уцепился за борт, выехали на прямую, теперь часть рядом.
      Впереди Исламов заметил фигуру, приглядевшись, узнал старшину. И что это его понесло в зону, подумал Исламов, вот не сидится человеку. В каждую дырку лезет. Считал бы свои портянки, нет, будет лопаты припрятывать, а когда рота придет, начнет приставать, где инструмент. Ну и шуточки у него. Исламов сплюнул. После дождя в выбоинах еще не просохли лужи. Вот окатить бы его, мелькнуло у Исламова, да шофер все равно притормозит, побаивается, хоть и из другой части, из автобата. Но кому охота с Дьячуком связываться.
      Машину тряхнуло, из-под баллона выкатилась сплющенная консервная банка. Исламов прижал ее ногой. А что, если... Он еще раз выглянул из-за борта, рассчитал примерную скорость машины и старшины. Вот будет потеха... И когда настало это, рассчитанное, время, Исламов, не выглядывая больше, выкинул сплющенную банку. Она должна шлепнуться точно в лужу перед старшиной. Исламов присел, давясь от смеха и представляя, как теперь стоит старшина, чертыхаясь и отряхиваясь, на обочине. И не выдержав, уже перед поворотом в часть, он выглянул. По дороге мчался за машиной старшина, придерживая глаз правой рукой и размахивая левой.
      У Исламова екнуло сердце. Он привстал, а машина уже подъезжала к воротам, возле которых торчал помощник дежурного по части, старшина первой роты Охламенко, длинный нудный костыль.
      Исламов спрыгнул и кинулся вдоль забора, норовя проскочить рядом с машиной, а старшина как назло, встал с этой же стороны. Вот теперь все.
      — Ты куда? — гаркнул Охламенко.
      — На обед опаздываю.
      Исламов юркнул к казарме. Не до обеда. Вбежал, кроме дневального — никого. Рота после обеда грелась на солнышке.
      — Если кто спросит, — предупредил он дневального из молодых, — меня нет.
      — Есть, — ответил салажонок и приложил руку к пилотке.
      По первому году всем кажется, что они служат в настоящей армии, а не в стройбате.
      Исламов прошел в умывальник, напился, вытер губы рукавом. Пока тихо. Вернулся в казарму. Сел на свою койку. Посидел, потом лег. Хоть бы скорей, успел он подумать. И тут дверь отворилась. На пороге стояли Дьячук и Охламенко. Дневальный испуганно вытянулся. Дьячук окинул здоровым глазом казарму и, найдя Исламова, подошел, тяжело ступая и сопя.
      — Вставай, Исламов, — сквозь зубы сказал он. — Пошли. — Исламов встал.
      — Пошли, — повторил Дьячук.
      Охламенко пропустил их и крупно зашагал следом.
      — А я вижу, бежит, як оглашенный, я ему еще говорю, куда, а он мне — в столовку. Ну и ну, — качал головой Охламенко, — не ожидал я от тебя такого.
      Исламов шел, не слушая его и ни о чем не думая. Дорожка вела в штаб.
      — Я же нечаянно, — сказал Исламов, — я не хотел, товарищ старшина, —попытался оправдаться он, не веря, что Дьячук простит его. Уж очень давно старшина к нему приглядывался, все не удавалось прижать. Объявит наряд, а Исламову в зону надо — подключить, отключить. В зоне всегда работа найдется. А теперь — не отвертеться. Хоть и не любит Батя кляуз, но такого не спустит. Исламов чуть скосил глаза на старшину. Дьячук теперь держал на лице носовой платок. Говорили, что с женой он плохо живет, гонит она его, поэтому и на подъем приезжает каждое утро.
      Перед кабинетом остановились. Охламенко сел возле дверей, а Дьячук, постучавшись, скрылся за дверью и тотчас же позвал. Гад, даже кровь не стер, чтобы показаться во всей красе.
      Исламов перешагнул порог и остановился.
      — Товарищ подполковник, рядовой Исламов по вашему приказанию явился.
      — Товарищ? — закричал Мамонов. — Тебе тамбовский волк товарищ! Как ты посмел... На советского командира руку поднять? Да ты знаешь... — комбат кипел. — Старшина, — обратился он к Дьячуку, — пишите рапорт. Под суд мерзавца. Снимите с него ремень и погоны. Арестовать. Вон. А вы сходите умойтесь, ну и в санчасть, что ли. Смотреть на вас...
      Исламов вышел. Охламенко сидел на том же месте.
      — Ну что, допрыгался?
      Исламов молча кивнул головой и принялся отстегивать погоны.
      — Ты погоди, — остановил его Охламенко, — скажут, снимем.
      — Сказал уже.
      Вышел Дьячук.
      — Пошли пока в роту, — велел он. придерживая платок у лица.
      Поднялся Охламенко.
      — Куда его?
      — Отведи. Я в санчасть.
      Рота собиралась возле казармы на построение. Окружили.
      — Что? Как? — посыпались вопросы.
      Исламов ото всех отмахнулся.
      — Рота, строиться на работу, — закричал дневальный.
      Возле Исламова остались только старики.
      — Ты чего это? — спросили они и затихли. Кому хочется в конце службы, эх...
      — Да так, — ни на кого не глядя, махнул рукой Исламов. — Из машины. Банкой попал.
      — Жаль, надо было кувалдой его.
      Исламов пожал плечами.
      От санчасти подходил Дьячук. Рота, построившись, не в ногу двинулась в зону.
      Подошел Дьячук, передал Охламенко бумаги.
      — Отвезешь, — сказал он.
      Охламенко строго окинул Исламова взглядом, хмыкнул.
      — Иди за шинелью.
      До гарнизонной гауптвахты ехали молча. Правда, два раза удалось покурить. Охламенко сделал вид, что не замечает нарушения.
      На губе быстро оформили документы. 10 суток, как узнал Исламов, — это пока. Дальнейшее зависело от Дьячука, который поехал в госпиталь. Если что найдут, тогда дело будет передано в трибунал.
      Охламенко буркнул на прощание:
      — У него там царапина, не бойся...
      Вот и думай. Но то хорошо, что на губу. За один и тот же проступок два раза не наказывают. Хотя это зависит от тяжести проступка. А тут нападение на красного командира могут пришить. Дисбат. Еще два года под ружьем...