ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

      Начальник цеха, неторопливо постукивая карандашом по столу, с интересом и даже с некоторым удивлением посмотрел на Кичуева.
      — Значит, говоришь, читал?
      — Читал, — вздохнул Лешка Кичуев.
      — Значит, весь месяц?
      Кичуев кивнул головой и посмотрел в окно. По двору проехала машина без номера, заводская, за ворота ее не выпускают; остановилась возле проходной. "Безымянная, — почему-то подумал Лешка, — без номера, как без имени", — решил он.
      Начальник цеха тоже посмотрел в окно и ничего интересного не обнаружил. Увидел шофера, как-то боком пересекавшего двор. "Наверное, надрюзгался. черт бы его подрал, — выругался он про себя. — Надо будет завтра вызвать его, не забыть бы". Спохватившись, посмотрел на Кичуева.
      Тот стоял возле дверей и, не отрываясь, смотрел в окно, словно забыл, для чего он здесь.
      Начальник цеха перекинул листок календаря, сделал пометку на завтрашний день, собрал со стола бумаги и опять глянул на Кичуева. Если б явился он утром, был бы ему нагоняй. А сейчас у начальника цеха не было сил, и надо было спешить домой: звонила жена, просила забрать сына из садика. А сама она стоит в очереди за тюлем.
      Начальник цеха собрался с духом... Закурил.
      — Сколько ты прогулял? — спросил он.
      — Месяц, — ответил Кичуев.
      — А точнее?
      — Тридцать дней.
      Начальник цеха покивал головой. В этом году он отдыхал двадцать семь дней: двадцать четыре своих и три дня за отгулы.
      — Ну и чего ты пришел?
      Кичуев пожал плечами, мол, взял и пришел. Начальник цеха наконец почувствовал, что начинает злиться. Кинул взгляд на часы и все же сдержался.
      — Какого числа ты должен был выйти на работу?
      — Двадцать седьмого.
      — А сегодня двадцать шестое. — Он перелистал календарь. — Все правильно — тридцать дней. Тебе что, отпуска не хватило? — Он все же начал заводиться. — Я вот тоже, может, почитать хочу, но я же не читаю. Нет, ну надо же! — Начальник цеха встал из-за стола. — Целый месяц он не показывался и вот на тебе, явился. Чего ты, спрашивается, пришел? Ты уволен. По статье! Все! Никаких больше разговоров!..
      — Тогда давайте трудовую, — спокойно перебил его Кичуев.
      — Получишь в отделе кадров, — отрезал начальник цеха.
      Кичуев пожал плечами и повернулся к дверям, мол, что ж, ладно.
      Он уходил так просто, не просил, не каялся...
      — Ты куда это?! — неожиданно вырвалось у начальника цеха.
      — Вы же сами сказали.
      — Сказал, сказал, тут с вами не то еще скажешь, — пробурчал начальник цеха, немного успокоившись. — Ну, а много хоть прочитал? — попытался он съехидничать.
      — Много, — ответил Кичуев, — четырнадцать.
      — Книг? — почему-то удивился начальник цеха.
      — Книг.
      — Толстых?
      — Всякие были.
      Начальник цеха прикинул в уме, сколько получается на книгу — выходило по два с лишним дня.
      — У тебя что, совсем нет совести?
      Кичуев промолчал. Он мог теперь не отвечать. Он был уволен. Начальник цеха вздохнул.
      — Садись, — предложил он.
      Кичуев подошел, взял протянутую сигаретку.
      — Слушай, — с любопытством посмотрел начальник цеха, — может, ты это... Может, запой у тебя был? — с надеждой спросил он. — Напишешь объяснительную, дадим выговор с последним предупреждением.
      — Не пил, — ответил Кичуев, выпуская дым.
      — И часто у тебя такое бывает?
      — В первый раз.
      Начальник цеха задумчиво посмотрел на сигарету.
      — У тебя родители не болели? У них ничего такого не было?
      Кичуев взглянул на начальника цеха и не ответил на вопрос.
      Начальник цеха почесал переносицу.
      — Ты давно в цехе работаешь?
      — Третий год. Вернее, два и три месяца, — уточнил Кичуев.
      — В токарном?
      — Там.
      — По какому разряду?
      — По четвертому.
      — Вот видишь, — неизвестно чему обрадовался начальник цеха, — а работал бы и дальше, дали бы пятый. — Он присел на край стола. — Ну скажи мне откровенно. Приказа на тебя еще нет. Докладная... — он хлопнул ладошкой по столу, — здесь. — Начальник цеха выжидающе сощурился.
      Кичуев пожал плечами.
      Начальник цеха кинул взгляд на часы. Пора собираться, рабочий день кончился.
      — Ладно, значит, не пил. Не хочешь признаваться, дело твое. Хотел я тебе помочь, но сам видишь...
      Начальник цеха вздохнул, потушил окурок и поднялся.
      — Ну а какие хоть книги читал? — спросил он, доставая из-под стола туго набитый портфель.
      — Разные.
      — Ну а все же?
      Кичуев стал неторопливо перечислять:
      — "Красное и черное", "Они сражались за Родину", "Всадник без головы",
      "Отверженные", "Три мушкетера"...
      Начальник цеха кивал головой, мол, это он читал, это тоже, про это он слышал, про это кино видел, говорят, так себе.
      — "Преступление и наказание"... Вот видишь! — подскочил начальник цеха.
      — Так вот, мы тебя увольняем, — остановил он Кичуева, словно только сейчас для себя решил этот вопрос. — Иди, — сказал он, — придешь завтра в отдел кадров за трудовой. "Преступление и наказание" он читал! У тебя еще будет время, долго будешь читать.
      Кичуев усмехнулся в ответ, окинул сочувственным взглядом стены, стол, потолок, окно, плакаты, рыжий сейф в углу, раскрашенный под дерево, и еще раз усмехнулся.
      Вышли они вместе. Начальник цеха нес тяжелый портфель, перекладывая его из руки в руку; рядом шел Кичуев, изредка оглядываясь на завод, видимо, прощаясь, решил начальник цеха. Было ему жаль Кичуева, хороший бы из него получился токарь. Но ничего, завтра соберем собрание, обсудим, может, возьмут его на поруки... Не поймет — честное слово, выгонит он его, и пусть тогда читает свои книжки.
      А Кичуев шел и размышлял: чем же все-таки дело кончится, неужели Раскольникова посадят? Он еще не дочитал, но завтра обязательно дочитает. Жаль все же Раскольникова, хороший бы из него парень получился.